Экзистенциальные вопросы Александра Загораева

Высок, тонок, как «юный князь изящен» да еще  огненно рыжеволос – он бросается в глаза сразу, очаровывает мгновенно и располагает к дальнейшему знакомству. И надо сказать оно, знакомство это, не разочаровывает: ибо юноша не только красив внешне, но и весьма наполнен внутренне. А его работе с актерами, с драматургическим материалом могли бы поучиться и более опытные режиссеры.

Молодой рыбинский режиссер, выпускник Щукинского театрального института Александр Загораев появился в Томске весной. Его пригласили в Театр юного зрителя для постановки бенефисного спектакля актрисы Марины Фадеевой. Незамысловатая пьеса    «Ночь Святого Валентина», воплотившись в спектакль,  неожиданно приобрела некий космический смысл, а занятые в постановке актеры сумели показать себя с неожиданной стороны. Руководство театра уже после первой работы предложило Александру Сергеевичу занять вакантное место главного режиссера, на что тот, долго не раздумывая, и согласился.   Однако вскоре должен был покинуть его в знак солидарности с директором, которая была вынуждена уйти из театра.

Но Томск не смог забыть молодого и явно талантливого режиссера. Уже в начале осени он был приглашен Томским театром драмы опять же для постановки бенефисного спектакля. На этот раз – для  одного из старейших актеров города, народного артиста России Дмитрия Киржеманова.  Выбор пьесы был долгим и в какой-то мере мучительным. Режиссер и  будущий бенефициант долго не могли прийти  к согласию. Их помирил Горький. А вернее —  его пьеса «Старик». Почему она? Послушаем режиссера…

– Саша,  а чем обусловлен выбор «Старика»? Что в этой пьесе показалось вам интересным для сегодняшнего дня?

– Она поразила меня своей актуальностью. Сто лет прошло, а ничего не изменилось. Те же проблемы, те же конфликты. А, кроме того, в этой пьесе полно неких экзистенциальных вопросов, которые меня всегда «цепляют», заставляют мучительно размышлять над ними…. Вот, например, отмаливание грехов. Может ли грешник, испачкавший руки в крови, очиститься,  пожертвовав деньги пусть даже на благое дело? Скажем, построив больницу, приют, учебное заведение?  Я не могу ответить на этот вопрос. Мне кажется, что Горький – тоже…Может ли один человек судить другого, а тем паче – наказывать? Или это исключительно право Бога?

– Интересна здесь и тема страдания…

– Что касается страдания, то, на мой взгляд, «Старик» – пьеса антикарамазовская. Если у Достоевсого  человек очищается, приближается к Богу, только пройдя через страдания, то Горький протестует против этого, утверждая, что страдание побуждает обиду, зависть, злость и еще больше разрушает человеческую личность. Вот, казалось бы, Старик перенес немало страданий, но разве он стал от этого лучше? В пьесе это  олицетворение самого зла. И опять же я не могу себе однозначно ответить,  кто прав: Достоевский или Горький. Наверное, правда где-то посередине.

– Как вам работается с нашими актерами?

– Безумно интересно! У них разные школы, разный сценический опыт, разные творческие пристрастия. И это здорово! Лишь одно меня напрягло, когда я приступил к работе. Это то, что большинство актеров готово слепо следовать за режиссером. Я не привык так работать. На  сцене мне нужны актеры – сотворцы. Ведь инструмент творчества режиссера – не актер как таковой, а творчество актера.

– Я совсем немного побыла у вас на репетиции, но и этого хватило, чтобы понять, что режиссер Загораев – последователь  русского психологического театра, театра переживаний,  от которого нас пытаются сегодня отучить всевозможными способами….

– Да, это действительно так. Мне важно показать развитие героев, важно затронуть какие-то струнки в душе зрителя, задеть его за живое, заставить размышлять и переживать, а не просто поразить некими формальными изысками.

– Расскажите немного о себе. Вы родились в Ярославской области?

– Да,  в городе Рыбинске, на Волге. Сразу скажу, что в детстве и юности ни о каком театре и не помышлял.  Более того, я просто ненавидел его. Наверное, потому, что нас туда водили насильно всем классом. А, может, просто со спектаклями тогда не повезло. Очень скучно было смотреть сказки, где ярко размалеванные тети и дяди играли животных, сказочных героев и при этом говорили какими-то неестественными голосами.  Главным увлечением для меня был спорт. Легкой атлетикой я начал заниматься с шести лет и перепробовал все ее виды. Между прочим, показывал неплохие результаты и готовился стать профессиональным спортсменом. Но спорт – жестокая вещь. Из-за травм пришлось постепенно сужать диапазон соревнований, а потом и вовсе отказаться от мечты о большом спорте.  Но совсем с ним порывать я не собирался и решил стать тренером.

– Подождите, подождите…. Но так же не бывает. Разве становятся режиссерами от нелюбви к театру? Неужели даже в художественной самодеятельности не участвовали?

– Ну, почему же? Участвовал. Меня все время в школе заставляли читать на утренниках,  а потом и на вечерах стихи. На Новогодних елках я был то Буратино, то еще каким-нибудь сказочным персонажем. А в старших классах играл в команде КВН. Не скажу, что это меня очень уж увлекало. Поэтому, после окончания одиннадцати классов я подал документы в педуниверситет на факультет физвоспитания.    Все экзамены сдал на пятерки, кроме сочинения – за орфографические ошибки мне влепили двойку!  Оставалось только одно – идти в армию. Но тут мама услышала по радио объявление, что на актерский курс Ярославского государственного театрального института при Рыбинском драматическом театре объявляется дополнительный набор. До экзаменов оставалось всего два дня, а за это время надо было еще подготовить басню, стихотворение и прозаический отрывок, просмотреть вопросы по литературе, истории…Конечно, это была авантюра чистой воды, но я попробовал и…поступил!

– А как же нелюбовь к театру?

– Уже через месяц она сменилась восхищением им. Я понял, что театр – это то, чем бы я хотел заниматься всю жизнь! У меня появилась возможность сделать этот мир хотя бы чуточку добрее, светлее – через слово, через поступки и переживания моих персонажей. У меня появилось совсем другое окружение, новые друзья. Я как бы заново начал постигать этот мир.

– Помните, когда впервые вышли на профессиональную сцену?

– Еще будучи первокурсниками,  мы участвовали в театральных капустниках, в массовых сценах. А свою первую, хотя и небольшую,  роль (брата Марии Стюарт) я сыграл в спектакле «Ваша сестра и пленница» на третьем курсе. После этого меня ввели во вспомогательный состав и стали платить уже какие-то деньги. К четвертому курсу  играл в шести спектаклях. Потом ролей становилось все больше и больше, в том числе и главных. Актерская карьера складывалась хорошо. Но режиссеры в основном «эксплуатировали» мою внешность и поэтому чаще всего приходилось играть романтических героев. А мне хотелось драматических и характерных ролей.   Я был просто счастлив, сыграв однажды в странной пьесе Джонатана «Папа, папа, бедный папа….» униженного и оскорбленного человека, который всеми силами пытается найти в себе силы жить.

– Когда же актер-Загораев почувствовал, что он хочет стать режиссером-Загораевым?

– Это произошло на репетиции одной сказки. Я тогда подумал, что смог бы поставить ее гораздо лучше. И решил попробовать сделать свой спектакль, взяв за основу рассказ О Генри «Вождь краснокожих».  Каково же было мое удивление, когда на этом спектакле дети в зале не шумели, не шуршали фантиками, а внимательно и напряженно на протяжении всего действия следили за происходящим. Им было интересно!   К счастью, головокружения от успеха не произошло. Я понимал, что режиссуре надо учиться и учиться серьезно. Поехал в Москву на разведку. Скажу честно, я тогда плохо понимал, чем отличается режиссерское образование РАТИ от Щуки или Щепки.  В Щуку поехал лишь потому, что там набирали 20 бюджетных мест для тех, кто уже имеет высшее актерское образование. И я благодарен судьбе, что попал именно туда.  Сразу же влюбился в профессоров, которые выступали перед нами, абитуриентами. Более эрудированных и свободных людей я тогда еще не встречал. Правда, поступить мне довелось только с третьего раза – на курс Михаила Борисовича Борисова (знаю, что он ставил в Томске свой дипломный и еще несколько спектаклей). Замечательный педагог и режиссер! Я многому у него научился.

– Саша, а кстати, как ваш шестилетний сын Леня относится к театру?

– Очень серьезно! Я часто беру его на репетиции, на спектакли (не только детские, но и взрослые) и внимательно слежу за его реакцией.  После каждого спектакля мы стараемся с ним беседовать. Однажды он меня очень сильно удивил. Мы посмотрели «Очень простую историю» Ладо в Рыбинском театре и шли к остановке. Вдруг он посмотрел на небо и произнес: «А мне кажется, что ангелы и есть небо, а небо – ангелы». Меня очень поразило это детское восприятие… И я еще раз убедился, что театр – это очень серьезно.

Татьяна Ермолицкая

Читайте также на сайте:

1. Антон Богданов: «Хочу, чтобы гости возвращались»
2. Я счастлив, когда зритель меня понимает
3. Бог спускается на землю
4. Хранительница народных традиций
5. Уникальное издание в подарок
6. Сибирский поэт
7. ТЮЗ. До новых встреч!
8. Томские легенды
9. Праздник в семье томского раввина
10. Театральные курьезы