Рафо. Палитра любви и страсти

Имя художника Рафаэля Асланяна стало знаковым для Томска, а его творчество – частью культурного пространства Сибири…

Рафаэль Егорович Асланян родился в солнечной Ар­мении, его детство прошло в старинном Кировакане (ныне Ванадзор). Мастер­ству учился в Ереванской художественно-театраль­ной академии у народного художника Армянской ССР Саркиса Мурадяна, а бла­гословил его творческий путь сам великий Мартирос Сарьян. Широкой публике Асланян известен как Рафо, его персональные выставки проходят по всему миру, в том числе и в США.

С 1998 года Рафо живет и работает в Томске. Себя считает человеком мира, но для жизни и творчества выбрал именно наш город. И город уже давно считает Рафо своим…

…На улице в лужах пузырился августовский дождь. Затяжной и прохладный. Конец лета. Холодно и сыро. Зябко. А у него в мастерской тепло и уютно по-домашнему. Мно­го солнечного света и ярких красок. Гостей принимает в кабинете – на стенах фотографии родных и близких людей, в том числе и рано ушедшего из жизни друга – актера Владимира Варенцова, фрагменты пейзажа родной Армении и другие знаковые вещи, дорогие и памят­ные сердцу хозяина мастерской Ра­фаэля Егоровича Асланяна – Рафо. А еще пахнет пряными травами и радуют глаз персики, которые Ас­ланян называет «желтыми фрукто­выми мячиками», они повсюду – на тарелочке у компьютера, на столе для гостей, аккуратно сложены в плетеную корзинку – радуйтесь и угощайтесь. Насыщенный цвет этих персиков – один из любимых в его личной палитре. Колорит, цвет, мощная энергетика – все это родом из детства, из того послевоенного времени…

Картинки детства

– Воспоминания о детстве – всегда самые яркие. Если человек не пом­нит свое детство – это неполно­ценный человек или с душевной травмой, – говорит Рафаэль Его­рович. – Я себя помню с полутора лет. Помню соседа, как он крошки хлеба мешал в растительном масле и ел. Когда еду в Армению, иду к классику армянской литературы Аванесу Туманяну домой. Это дом- музей. И работники музея знают, что я приду в комнату с тандыром, где пекут лаваш, мне приносят стул, и я минут двадцать дышу запахом хлеба. Этот запах до сих пор стоит там – запах костра и хлеба. Он мне напоминает мою бабушку, которая пекла хлеб, а я, маленький, стоял рядом и ел хрустящие краюшки.

Его воспоминания трогательны и беззащитны, но он искренне рас­пахивает свою душу, перебирая в памяти события тех дней. Воспо­минания отрывочны и наполнены философским смыслом. Рафо как бы пытался объяснить нам природу своего художественного дара…

– Каждое лето моя мама отвозила меня в деревню к бабушке. Сразу после маминого отъезда я начинал ее ждать, выходил к дороге и дол­го смотрел вдаль. Однажды мама привезла мне воздушный шар. Его впервые увидел не только я, но и все мои родные и друзья в деревне. Сейчас это, наверное, непонятно, но даже взрослые тогда не понима­ли, что делать с этой штукой, пока она не надута. В результате мой дядя сообразил, что с ним делать – надул его и начал играть вместе с другими взрослыми. И эти взрос­лые так увлеклись новой игрушкой, что совершенно забыли про ребен­ка. Наконец-то очередь дошла и до меня. Я обнял шар обеими руками и поспешил во двор – показать дру­зьям это чудо. Ребятня с удоволь­ствием включилась в игру. И вдруг поднялся ветер. Шарик подпрыгнул и, подхваченный воздухом, стал подниматься ввысь. Ветер уносил его вдаль. Мы всей деревней побе­жали за ним, падая и спотыкаясь. У меня все коленки и ладони были изодраны в кровь. Но догнать шар уже было невозможно. Добежали до железнодорожной станции в со­седней деревне. На станции стоял огромный паровоз, который гудел и выпускал пар, грозно и свирепо. Я расплакался. А шарик улетал все дальше и дальше от меня, от всех. И вдруг все поняли, что его не до­гнать, и просто стояли и молча смо­трели вслед удаляющейся точке… Я плакал. Народ двинулся в обратный путь, а я все стоял и смотрел в такое бескрайнее и холодное небо.

Вечером спрятался в сарае, по­тому что боялся наказания. Сижу и наблюдаю, как все бегают и ищут ребенка, то есть меня. Страх жут­кий. Когда стемнело, стало еще страшнее, я осмелился выйти. Род­ные обрадовались, а мама обняла крепко за шею и спросила: «Ну, где ты был?». Я ответил: «Мама, мне страшно, я потерял шар. Его унес ветер». А она прижала меня к себе и говорит: «Приедем в город, и я ку­плю тебе много-много таких шаров, глупенький!».

А самое страшное знаете что? Самое страшное было принять, что тот первый шар уже никогда не вернется…

Ученичество

Семья Асланянов в Кировакане слыла небогатой. Трудился и за­рабатывал только отец, он был преподавателем английского язы­ка, мама – домохозяйка, в семье подрастало четверо ребятишек. С нуждой столкнулся рано, каждая копейка в доме была на счету. Но это обычное дело для того времени. Важным этапом в развитии творче­ских способностей Рафо стала шко­ла. Именно там одна учительница, заметив способности мальчика, от­вела его в художественную школу.

– Я с удовольствием занимался рисованием, – рассказывает Рафа­эль Егорович. – Обучение было за символическую плату, но один год мне пришлось пропустить, потому что даже этих небольших денег в семье не было. Но я тогда уже был уверен, что живопись – это мое, мой путь.

– А однажды случилась история, которая очень вдохновила меня, придала сил и уверенности, – про­должает Рафо. – Так, однажды за отвратительное поведение и кон­фликт с учителем меня выгнали из общеобразовательной школы. А я незадолго до этого происшествия отправил одну из своих работ на вы­ставку молодых художников Арме­нии. А тут сижу на скамейке в своем дворе, подходит почтальон и достает свежую газету, в которой на первой полосе большая публикация об этой выставке, и там такие слова Марти­роса Сарьяна (помню дословно): «У этого юноши есть кусочек солнца, который, надеюсь, согреет всех нас».

Эта сенсация мгновенно разле­телась и дошла до нашей школы. Меня вызывают к директору. При­хожу. Директор держит в руках газету и говорит: «Мы вернем тебя в школу, ходи, только веди себя хорошо. Обещаем не спрашивать». Так я все-таки окончил среднюю школу, а потом во мне проснулся разум, и я продолжил обучение.

Потом было училище и увле­чение керамикой. Кстати, первое участие в серьезной художествен­ной выставке было у Рафаэля «скульптурным». Для первой его скульптуры позировала пожилая женщина, которая убирала в школе. Эта работа впоследствии попала на республиканскую выставку и име­ла неожиданный успех. После уже была Ереванская художественная академия.

Сегодня Рафаэль Егорович – сам уже педагог с большим опытом, воспитавший не одно поколение профессиональных художников. Член Союза художников России с 2003 года. Произведения Асланяна хранятся во многих музеях и част­ных коллекциях.

Экспрессия любви и страсти

Рафаэль Асланян – уникальный художник! Его картины наполне­ны солнцем и красками Армении, в них присутствуют и радость, и то­ска («Дом моего детства», «Солнце моего детства»). Конечно, за время пребывания в Томске его авторская манера изменилась, появились и картины, источником вдохновения для которых стал наш город («Ста­рый Томск»).

Специалисты отмечают, что создание художественного обра­за – очень важная задача для ма­стера. Рафо Асланян – мыслитель, художник, который обращается к философским и религиозным те­мам («Крупная рыба в домашнем аквариуме», «В поисках»). Он предлагает зрителю собственное видение и понимание окружающего мира, возможность найти ответ на сложные вопросы бытия.

Творческий поиск, желание ме­няться присущи мастеру. Асланя­на считают прекрасным компози­тором, идеи и сюжеты рождаются в его душе и выплескиваются на холст в экспрессивной манере. Экспрессия, свойственная прак­тически всем произведениям ху­дожника, является определяющим элементом его искусства. Рафаэль Асланян – выдающийся колорист, использующий в своей живописи все возможности цвета: от ярких контрастов до тончайших нюансов.

– Будучи живописцем, я страст­ный поклонник музыки. Через музыку я пишу, – говорит мастер. – Любовь, например, минор, мучи­тельная паутина, пауза, вопрос. Лю­бовь непременно влечет за собой тревогу ревности, неуверенности, эгоизма…

Важное место в творчестве жи­вописца Рафо занимает образ жен­ щины. Прекрасные обнаженные являются как самостоятельным объектом изображения («Подруги под водопадом»), так и героинями композиций («Богиня правосу­дия»). И даже обычный натюрморт приобретает под его мастерской кистью философское звучание, за­ставляет погрузиться в раздумье («Недоразумение»).

Его философия здесь такова:

– Почтение и уважение к женщи­не, к женщине-матери определяет настоящего мужчину, – говорит Рафаэль Асланян. – Хотя женщи­ны, как цветы на том самом лугу, разные, и не все из них, увы, про­ходят тест на свое божественное предназначение. Однако если бы у меня лично попросили ребро, что­бы создать женщину, я бы отдал все, чтобы этих самых загадочных созданий природы стало в мире еще больше!

В Томске – дома!

Детство и юность Рафаэль Асла­нян провел в Армении, но род­ным считает Томск, где живет и работает с 1998 года. Его здесь приняли сразу и считают своим, говорят – «наш Рафо». Особен­но дорожит дружбой с «афганца­ми» – томичами-участниками ло­кальных конфликтов, в том числе и в Афганистане.

Именно Асланян стал автором проекта мемориала, посвященного памяти воинов-интернационали­стов, погибших в горячих точках на территории бывшего СССР и за его пределами. Мемориал, строив­шийся семь лет, представляет собой композицию из черного мрамора: плиты с именами 151 павшего бой­ца и двойная 20-метровая стела, на вершине которой находится коло­кол. На мраморной плите также имеется надпись: «Памяти павших, во имя живых, ради правды».

– Эту идею пронес через свое сердце, – признается Рафо. – Для меня важно было, чтобы у матерей было место, где они бы могли по­стоять, вспомнить своих погибших сыновей и просто поплакать. До сих пор плачу вместе с ними. Нельзя, чтобы в мирное время гибли мо­лодые и красивые люди. Это моя боль и непреходящая печаль. Это мой подарок от всего сердца, от всей души томским матерям, всем томичам.

В Томск влюбился сразу, город захватил его полностью. Сегодня Рафо говорит так:

– Отношение к тому или ино­му городу определяет его аура, которую создают люди. В Томске уникальные люди, здесь необык­новенная энергетика, которую я хорошо чувствую, и она меня к себе притягивает. Здесь я встретил много удивительных людей, у меня появились друзья, отношениями с которыми очень дорожу. Среди них творческая интеллигенция, бизнес­мены, врачи, мои ученики…

Впервые я прилетел в Томск в 1993 году просто так, из любопыт­ства. Никаких особых дел и планов не было. Здесь жил мой старший брат. Я решил его навестить. Ко­нечно, и в голову не могло прийти, что так понравится, что всем серд­цем прикиплю к этому городу, его людям. А люди, считаю, главная его ценность. Подобной теплоты в отношениях, отзывчивости, же­лания помочь нигде не встречал. И это касалось и меня, по сути, чу­жого и незнакомого человека. Мо­жете удивиться, но я был сразу по­ражен, что, наконец, нашел место, где мне комфортно и физически, и духовно. Буквально на третий день понял, что мы приняли друг друга – город и я.

Ровно 17 лет живу в Томске по­стоянно. Считаю себя уже полно­ценным сибиряком и, разумеется, томичом. Когда выставляю свою живопись в других городах, в том числе и за рубежом, всегда гово­рю, что я художник из Томска. И это так!

Скучаю ли я по Родине? В на­чале августа всегда летаю в Арме­нию. Меня в это время там ждут. Но через несколько дней говорю тамошним друзьям: «Ребята, очень скучаю по Томску!». А здесь, конеч­но же, очень скучаю по Армении, друзьям, своей замечательной мастерской в Кировокане. Знаете, у меня есть красивая традиция. Когда я собираюсь возвращаться в Томск, то готовлю кофе. Из турки чуть отпиваю и закрываю ее плотно крышкой. А когда снова прилетаю, то пью этот кофе. Вот так соединяю время и города. Представляете, кофе не портится.

…На карте мира я бы зажег одну свечу, огонек которой обозначил бы, что здесь находится Томск, город, в котором можно творить, свободно дышать, жить, как у себя дома.

Вместо послесловия

Настало время уходить. Мы про­щались с Рафо. На улице, не пере­ставая, лил дождь. Художник ска­зал, подавая нам зонт:

– Это плачет небо. Посмотрите на персики. Может, это и есть ос­нова цвета моей личной палитры: моросящий дождь и эти фрукто­вые «мячики» из моего детства. Это сегодня. А завтра будет опять август и солнце, а это уже другая палитра – там любовь и волную­щая страсть…

Татьяна Шелест