Я счастлив, когда зритель меня понимает

Народному артисту России Дмитрию Киржеманову исполнилось 70 лет!

Нигде так хорошо не раскрывается человек, как в кругу своих друзей. Неслучайно говорят: «Скажи, кто твой друг…» В июле мне довелось побывать на праздновании семидесятилетия народного артиста России Дмитрия Киржеманова (или Дим Димыча, как любовно называют его в Томске). Не на официальном, где в соответствии с протоколом произносятся парадные и напыщенные речи, а на праздновании в кругу близких друзей.

Их оказалось очень много: разных по возрасту, роду занятий, характеру, но объединенных искренней привязанностью к юбиляру и многолетней дружбой с ним. Большое количество теплых, от сердца идущих слов было сказано в адрес виновника торжества в тот вечер.

И о том, как по-настоящему Дим Димыч умеет дружить. И о том, какой он неутомимый путешественник. И о том, что он всегда имеет свою позицию и не боится ее отстаивать. И о том, что у него необыкновенное чувство юмора и прочее, прочее…. Слушая все это, я невольно подумала, что сцена не обманывает. Когда народный артист России Дмитрий Киржеманов выходит на нее в любой из своих ролей, зритель ощущает не только его актерский профессионализм, но и его человеческое обаяние, какую-то удивительную целостность его натуры. Вот почему его персонажам веришь сразу и безоговорочно.

Из своих семидесяти лет жизни театру он отдал почти пятьдесят. В том числе, 36 лет – Томской драме. Не секрет, что долгое нахождение внутри театра, как правило, накладывает свой отпечаток, в том числе и негативный, на характер человека. Дим Димыч в этом смысле – редкое исключение. Он старается никогда не изменять своему внутреннему «я». Так, много лет назад, будучи актером Кемеровского театра драмы, он публично (на партийном собрании!) заявил тогдашнему директору, что выбросит его в окно, если тот хоть раз еще позволит себе хамское обращение с актерами и другими работниками театра.

– От увольнения меня тогда спасло лишь косвенное заступничество Виталия Вульфа, – рассказывает Дмитрий Дмитриевич. – Он был тогда зав. отделом зарубежного театра при ЦК КПСС и приехал в Кемерово, чтобы прочесть цикл лекций по эстетике. Он отсмотрел в нашем театре четыре спектакля и во время обсуждения их, на котором присутствовала администрация и представители обкома, в шутку заявил, что вместо им. Луначарского театр надо называть им. Киржеманова. Я был тогда задействован почти во всех спектаклях, да и актерские работы мои ему очень понравились. Вышестоящие товарищи «намотали на ус», и оставили мой протест без последствий. Впрочем, некоторое время спустя, они все равно нашли способ избавиться от меня.

Сейчас Дмитрий Киржеманов также способен сказать правду, даже самую нелицеприятную, в глаза своему собеседнику. Например, в отличие от многих других актеров, не боится спорить с режиссерами и отстаивать свою трактовку роли. «Чего ему бояться?, – скажет иной. – Народный как-никак, с ним нельзя не считаться!» Когда Дим Димыч слышит такие слова, он сердится: ну, при чем тут «народный»? По его мнению, любые звания – всего лишь формальность Зритель любит актера не за то, что он народный или заслуженный, а за его самоотдачу, за искренность и профессионализм. Актер не может почивать на лаврах и жить прошлыми заслугами. Он каждым спектаклем, каждой ролью должен доказывать свое право выходить на сцену. Если, конечно, речь идет о хорошем актере.

Не поменялось с годами и отношение Дмитрия Киржеманова к создаваемым им образам.

– Я предпочитаю характерные роли, – признается Дим Димы, – и ненавижу играть положительных героев. Может, оттого, что в начале своего актерского пути сыграл их чересчур много: и Олега Кошевого, и Володю Ульянова, и Потапова, который с пафосом отказывался от премии в «Протоколе одного заседания», и еще тьму-тьмущую. Такие роли было играть престижно, за них все время награждали, давали какие-то премии, но все они были отвратительно написаны, неестественны. Это были не герои, а какие-то схемы. Поэтому актерам советской эпохи, чтобы как-то оживить эти скучные образы, приходилось все время держать «фигу в кармане», перенося акцент, делая паузу не в том месте, а то и добавляя отсебятину (разумеется, в разумных пределах). В общем, приемов была масса. И я тоже неоднократно использовал подобную «фигу». Сейчас, на мой взгляд, в театре существует другая крайность. На смену прямолинейности и схематичности пришла откровенная пошлость и безнравственность. С этим актеру бороться уже сложнее. И мне очень жаль, что современный театр, поставленный в условия зарабатывания денег, все больше идет на поводу у невзыскательной публики и все меньше занимается ее воспитанием.

Сожалеет народный артист и о том, что нынешние режиссеры планомерной, скрупулезной работе с труппой предпочитают ездить на разовые постановки, и что главной целью для них все больше становится не творчество, а величина гонорара. И потому он благодарен судьбе за то, что подарила ему встречу с замечательными мастерами, постановщиками с большой буквы, играть в спектаклях которых было настоящей творческой удачей. Среди них Игорь Владимиров, Петр Фоменко, Борис Гершт, Александр Добротин, Олег Пермяков, Михаил Борисов. И, конечно же, самый любимый режиссер – Феликс Григорьян. Это он пригласил Дмитрия Киржеманова в Томский театр драмы и сумел раскрыть все самые потаенные грани его актерского дарования.

– Феликс Григорьевич Григорьян навсегда останется для меня образцом служения театру, – говорит Дмитрий Киржеманов. – Он постоянно подчеркивал, что театр начинается с любви. С любви к своей профессии. Если в какой-то другой сфере и можно работать, не испытывая особой привязанности к своему делу, то в театре это недопустимо. Театр нелюбви не прощает. Феликс Григорьевич дневал и ночевал в театре, постоянно работал с актерами. На моей памяти он всего лишь раз уезжал ставить спектакль в Пушкинский (ныне Александринский) театр. Но и то это были плановые обменные постановки. Он был прекрасным педагогом и очень интересной личностью. А сколько он всего знал! Был настоящей ходячей энциклопедией! И мы, актеры, невольно подтягивались до его уровня. Старались больше читать, смотреть, тщательнее работать над ролями, чтобы соответствовать своему главному. Неслучайно Томская драма тогда была на взлете. Я благодарен Феликсу Григорьевичу и за этот город, в котором живу уже столько лет. До Томска я переезжал с места на место, из театра в театр. Здесь же мне впервые захотелось задержаться надолго.

Мне нравится аура Томска, его люди, его образованность, его молодые лица на улицах. Недавно дочь моего старого приятеля, которая сейчас живет в Омске, рассказывала, что там, знакомясь, молодые люди обычно спрашивают: «А чем ты занимаешься?» В Томске же они, как правило, задают вопрос: «А где ты учишься?» По-моему, это о многом говорит. Кроме того, в Томске всегда был удивительный зритель: тонкий, восприимчивый, интеллигентный. Его можно сравнить, пожалуй, только с петербургским. И мне очень хочется, чтобы сегодняшний театр его не разочаровал и не потерял. В одном старом советском фильме герой произносит: «Счастье – это когда тебя понимают». Так вот, я, как актер, бываю счастлив, когда зритель меня понимает, когда наше восприятие темы, героев, подтекста пьесы совпадает. За это я люблю театр и храню ему верность столько лет!

Татьяна Ермолицкая